Джон Грин - Ошибки наших звезд[любительский перевод]
— Все, о чем я прошу тебя взамен, это прочесть эту блестящую и западающую в память романизацию моей любимой видео-игры, — он протянул мне книгу, которая называлась Цена рассвета. Я рассмеялась и взяла ее. Наши руки спутались в процессе передачи книги, и моя рука оказалась в его.
— Холодная, — сказал он, надавливая пальцем на мое бледное запястье.
— Не то чтобы холодная, просто кислородное голодание…
— Обожаю, когда ты бросаешься медицинскими выражениями вроде этого, — сказал он. Он встал и потянул меня за собой, и не отпускал мою руку, пока мы не дошли до ступеней.
★★★
Мы смотрели кино, а между нами был десяток сантимеров дивана. Я повела себя, как совершенная восьмиклассница: положила руку на диван на полпути между нами, чтобы он видел, что ее можно взять, но он не попытался. Через час после начала фильма вошли родители Августа, чтобы принести нам энчиладас; мы съели их, сидя на диване, и они были вполне себе ничего.
Фильм был о героическом парне в маске, который совершенно героически умер за Натали Портман, которая была настоящей задирой и просто секси, и не имела ничего общего с моим отекшим стероидным лицом.
Когда пошли титры, он спросил:
— Крутой фильм, ага?
— Крутой, — согласилась я, хотя на самом деле он таким не был. Это был фильм для парней. Не знаю, почему парни ждут, что нам понравятся их фильмы. Мы же не ждем, что им понравятся наши. — Мне надо домой. Утром в колледж, — сказала я.
Я сидела на диване, пока Август искал ключи. Его мама села рядом со мной и сказала:
— Это мое любимое.
Наверное, я смотрела в сторону Ободрения над телевизором, это было изображение ангела с заголовком Без боли, как бы мы узнали радость?
(Это старый спор в области Размышлений о страданиях, и в его глупость и отсутствие утонченности можно вникать веками, но достаточно сказать, что существование брокколи никаким образом не влияет на вкус шоколада).
— Да, — согласилась я. — Прекрасная мысль.
Я вела машину Августа до своего дома, он сидел справа от меня. Он дал мне послушать пару песен его любимой группы The Hectic Glow[11], и это были хорошие песни, но так как я слушала их в первый раз, они не были для меня так же хороши, как для него. Я все поглядывала на его ногу, или где она раньше была, стараясь представить, как выглядит протез. Я не хотела беспокоиться об этом, но, похоже, беспокоилась. Он, наверное, волновался из-за моего кислорода. Болезнь отталкивает. Я поняла это уже давно и подозреваю, что Август тоже.
Когда я подъехала к дому, Август выключил радио. Воздух накалился. Возможно, он думал, а не поцеловать ли меня, а я-то уж точно думала о том, чтобы его поцеловать. Интересно, а хочу ли я этого вообще? Я целовалась с парнями, но это было давно. До Чуда.
Я припарковалась и посмотрела на него. Он действительно был прекрасен. Я знаю, что так обычно не говорят о парнях, но по-другому не скажешь.
— Хейзел Грейс, — сказал он, и мое имя, произнесенное его голосом, прозвучало по-новому, приятнее. — Для меня большая честь познакомиться с Вами.
— Взаимно, господин Уотерс, — сказала я. Мне было стыдно смотреть на него. Я не чувствовала себя способной столкнуться с яркостью его голубых глаз.
— Я могу увидеть Вас снова? — спросил он. Его голос обворожительно дрожал.
Я улыбнулась:
— Конечно.
— Завтра? — спросил он.
— Терпение, кузнечик, — посоветовала я. — А то ты кажешься чересчур пылким.
— Правильно, вот почему я сказал завтра, — признался он. — Я хотел бы увидеть тебя сегодня же ночью. Но я готов подождать целую ночь и большую часть завтра.
Я закатила глаза.
— Я серьезно! — воскликнул он.
— Ты даже не знаешь меня, — заметила я. Я взяла книгу с приборной доски. — Как насчет того, что я прочитаю ее и позвоню тебе?
— Но у тебя же нет моего номера, — возразил он.
— У меня сильное подозрение, что ты написал его в книге.
Он растянулся в своей нелепой улыбке:
— А еще говоришь, что мы друг друга не знаем.
Глава третья
Той ночью я долго не ложилась, читая Цену рассвета (осторожно, спойлер[12]: цена рассвета — это кровь). Это было не Высшее страдание, но главный герой, старший сержант Макс Хаос, был вполне приятен, если не обращать внимание на то, что за 284 страницы он убил, по моим подсчетам, не меньше 118 особей.
Так что утром четверга я встала поздно. В маминых правилах было никогда не будить меня, потому что одно из требований для Профессионального больного — это много спать, и я сначала очень удивилась, когда проснулась от прикосновения ее рук к моим плечам.
— Почти десять, — сказала она.
— Сон борется с раком, — сказала я. — Я долго читала.
— Это, должно быть, была особенная книга, — заметила она, вставая на колени рядом с кроватью и отвинчивая меня от огромного прямоугольного кислородного концентратора, которого я звала Филипом, потому что он выглядел как Филип.
Мама прицепила меня к портативному баллону и напомнила, что у меня занятия.
— Это тот парень дал тебе? — спросила она из ниоткуда.
— Под этим ты подразумеваешь герпес?
— Ну ты и шутишь, — сказала мама. — Книга, Хейзел. Я имею в виду книгу.
— Да, он дал мне ее.
— Я вижу, что он тебе нравится, — сказала она, приподнимая брови, как будто это замечание требовало какого-то особого материнского инстинкта. Я пожала плечами. — Я же говорила, что Группа поддержки рано или поздно пойдет тебе на пользу.
— Ты снаружи ждала все время?
— Да. Я взяла с собой кое-какую бумажную работу. Ну что ж, молодая леди, время начинать день.
— Мам. Сон. Рак. Борьба.
— Я знаю, дорогая, но тебе нужно на урок. И потом, сегодня же… — ликование в мамином голосе было очевидным.
— Четверг?
— Ты что, серьезно забыла?
— Похоже на то…
— Сегодня четверг, 29 марта! — она практически прокричала с чокнутой улыбкой, прилипшей к ее лицу.
— Ты чересчур возбуждена из-за того, что знаешь дату! — прокричала я в ответ.
— ХЕЙЗЕЛ! ЭТО ТВОЙ ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ ПОЛУ-ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ!
— Оооххх, — вздохнула я. Моя мама была реально любительницей максимизации праздников. ЭТО ДЕНЬ ДЕРЕВА[13]! ПОЙДЕМТЕ ОБНИМАТЬ ДЕРЕВЬЯ И ЕСТЬ ПИРОГ! КОЛУМБ ПРИВЕЗ ОСПУ К ТУЗЕМЦАМ; МЫ ДОЛЖНЫ ОТМЕТИТЬ ЭТО СОБЫТИЕ ПИКНИКОМ! и т. д. — Ну что ж, счастливого мне тридцать третьего Полу-Дня Рождения, — сказала я.
— Что ты хочешь делать в свой особенный день?
— Прийти домой из колледжа и поставить мировой рекорд по числу просмотренных подряд эпизодов Битвы шеф-поваров.
Мама дотянулась до полки над моей кроватью и взяла Синю, голубого мягкого медведя, который у меня с тех пор, как мне было вроде года, еще в то время, когда считалось социально приемлемым называть друзей по цвету их кожи.
— Ты не хочешь сходить в кино с Кейтлин или Мэттом? — они были моими друзьями.
Неплохая идея.
— Конечно, — сказала я. — Я позвоню Кейтлин и спрошу, не хочет ли она сходить в молл[14] или типа того после школы.
Мама улыбнулась, прижимая медведя к животу.
— Это все еще круто, ходить в молл? — спросила она.
— Я очень горжусь незнанием того, что круто, — ответила я.
★★★
Я написала Кейтлин, приняла душ, оделась, а затем мама довезла меня до колледжа. Мне нужно было на лекцию американской литературы, посвященную Фредерику Дугласу[15]. Аудитория была большей частью пуста, да и мне не заснуть было невероятно трудно. В середине урока Кейтлин ответила на мою смс-ку:
Крутотень. С Полу-Днем! В Каслтоне в 15:32?
У Кейтлин была наполненная социальная жизнь, требующая поминутного расписания. Я ответила:
Хорошо. Я буду на фуд-корте.
Мама забрала меня с учебы и отвезла в книжный магазин, расположенный рядом с моллом, где я купила Полуночные рассветы и Реквием по Хаосу, первые два сиквела к Цене рассвета, а затем дошла до огромного фуд-корта и купила диетическую колу. Было 15:21.
Я читала и поглядывала на детей, играющих на площадке, оборудованной под пиратский корабль. Там был туннель, через который постоянно проползали два ребенка, и они делали это снова и снова, не уставая, что заставило меня думать об Августе Уотерсе и экзистенциально обремененных штрафных бросках.
Мама тоже была на фуд-корте, одна, сидела в углу, где, как она думала, я ее не замечу, ела сырно-мясной сендвич и проглядывала какие-то бумаги. Наверное, что-то медицинское. Сквозь документы можно было продираться бесконечно.
